вернуться
на главную страницу

 

Маргарита Прошина

ПЕТУХ С КУРИЦЕЙ

рассказ

 

- Люб, а Люб, ты чего не садишься-то сама? - спросил муж, а она даже не услышала его вопроса.
- Ма, - произнёс младший, - ты где?
Только смех за столом вернул Любку в реальность. Она думала о том, что надо в магазин пойти, посмотреть там краски, ведь несколько раз на них внимание обращала, всё размышляя о том, что они в их деревне никому не нужны, особенно летом, когда ребятня с улицы не уходит до первых петухов.
Мужчины, насытившись, деловито поднялись и отправились по своим делам, муж одобрительно похлопал по плечу со словами:
- Да, стряпуха ты у нас - первая здесь!
- Да, просто обед, - ответила она несколько отрешённо, а мысли всё о красках.
Быстро собралась и пошла в магазин, а то после четырёх уже закроют.
У реки встретила умную женщину. Это Любка сразу поняла. Из дачников. Стоит и рисует кисточками давно известную Любке реку: кудри зелёные ив по берегам, а сама вода-то аж цвета неба, и там, вдали, сливается с небом этим, прямо в небо утекает.
Вот эта умная женщина и сказала ей, что, мол, сомневаться в себе тут не стоит, бери холст и рисуй сразу масляными красками.
- Так сразу? - удивилась Любка.
- Ждать некогда, - сказала умная женщина. - Жизнь сразу кончается вон там… - она ткнул на холсте в место, где река улетала в небо…
И она наговорила Любке с три короба, суть которого сводилась вот к чему. И вот в какой-то момент до одного из тысячи доходит, что он есть потребитель, пусть потребитель кино или театра, литературы или живописи. Но потребитель. Если в первом приближении до него доходит эта мысль, то он вдруг останавливается, и решает сам попробовать, допустим, снимать кино, играть в театре, писать рассказы, рисовать картины. То есть он отходит как бы ото всех, ходящих по земле, и улетает на облако творчества. Он становится производителем, слово, разумеется, многослойное, но ему есть сходное по значению слово - «творчество». Он с этой точки прозрения своей души становится творцом.
- Стра-а-ашно… - вымолвила Любка.
- Слабакам в искусстве делать нечего, - сказала умная женщина и продолжила: - Вот стою у картины в галерее. Здесь квадрат, чёрный. Там - безличный пейзаж. Это Малевич, а пейзаж можно приписать почти каждому реалисту… Хотя пейзаж Левитана - это Левитан. Картина - окно, сквозь которое художник преображает нереальную реальность, играя освещением, создавая настроение. Картина открывает единственный душевный мир, создает бессмертного художника. Сколько их, особенных видений, существует, никто не считал, да, это и не нужно. Зачем? Смотрю, восхищаюсь, вглядываюсь, размышляю о том, как это трудно, мучительно и прекрасно, когда они есть: Веласкес, Врубель, Кандинский, Фальк…
- Это да-а-а-а… – согласилась, ничего не понимая, Любка.
- А то вот, бывает так… - сказала умная женщина. - Чуть ли не ежедневно приглашают на вернисажи. На выставках представлено множество картин. Изредка бываю. И запоминаю одну какую-нибудь вещь. Вспомнишь её, и сразу вытягивается целая цепь полотен художника. У каждого крупного художника есть одна ударная картина. По ней весь мир раскрывается. Вот, к примеру, «Грачи прилетели» - это сущность народа, проживающего на бескрайних просторах снегов и болот. Саврасову удалось постигнуть невероятную тоску по свободе. Я думаю, сам художник не знал, как он этого добился. Но шедевр этот неизменно тревожит каждое новое поколение, мечтающее о свободе...
- О сво-о-боде… - прошептала Любка, смутно припоминая «Грачей» из школьного учебника.
Любке так понравилось слушать умную женщину, что она, казалось, обо всём забыла.
Но одна мысль всё время крутилась в голове Любви: Бог мне, что ли, послал эту умную женщину.
А та ещё говорит:
-  Все привлекает меня в персиках - шарообразная форма, нежный цвет, аромат, вкус! Цвет, который раньше называли телесным, теперь - персиковый, и такое определение более соответствует ему. При слове «персик» перед моими глазами всегда возникает картина Серова «Девочка с персиками». Мягкие тона персиковых листьев подчёркивают детскость, наивную солнечность картины. Кость у персика испещрена причудливыми извилинами, как мозг человека, из чего я невольно делаю вывод, что персики не только вкусные, но и очень умные…
- Ох, как умные! - выдохнула Любка.
- Я пришла как-то в новую Третьяковку (на Крымском валу) не просто посмотреть «Искусство XX века», нет, я поднимаюсь наверх и спешу в зал, чтобы ещё раз посмотреть картину «Вузовки» Константина Истомина, которая взволновала меня в прошлый раз светом, струящимся из окна и энергетикой своей. Меня заинтересовал художник, его картины. Чем подробнее я узнавала об Истомине, тем больше поражалась ещё раз его своеобразному таланту. Вот, в глубине, через анфиладу передо мной появляется картина, излучающая свет. Я не спеша приближаюсь к ней, чувствуя напряжение, как будто это я всю ночь напролёт готовилась к важному экзамену. Внимательно рассматриваю другие его картины: «Читающая женщина», «В комнате у окна». Все картины объединяет особая цельность и эмоциональность, которая передаётся мне, и, особенно, свет. Всё в них привлекает меня - тональность, цвет и присутствие художника. Константин Истомин пишет, с одной стороны, очень лаконично, с другой - сохраняет удивительным образом непосредственность восприятия увиденного. Большинство его картин написаны с 1922 по 1938 годы, но я воспринимаю их как современные мне. Выхожу из зала. У окна с видом на зимний парк замечаю на круглом столе открытые альбомы-каталоги Третьяковки. Подхожу и вижу - прямо передо мной раскрыты страницы о творчестве Константина Истомина. Невероятное совпадение!
Любку аж рот округлила от этого совпадения, лишь промолвила:
- Учатся девчонки…
- То-то и оно… Вот объёмная, выразительная выставка Наталии Гончаровой не отпускает меня, вспыхивает в памяти сочными красками. Художественный мир её, такой разнообразный, обаятельный, свободный, пленил меня. Я впервые увидела её произведения с такой полнотой. Спасибо и низкий поклон организаторам выставки в Третьяковской галерее. Какой мощный толчок для творчества черпаю я на подобных выставках. Такое же неизгладимое впечатление три с лишним года назад произвела на меня выставка Исаака Левитана. Подобные объёмные экспозиции имеют особую ценность именно потому, что дают возможность как бы проникнуть во внутренний мир художника, проследив его творческий путь и философию развития. Круг интересов Гончаровой, её потрясающая работоспособность, преданность и служение творчеству дают хороший урок для подражания. Она вся поглощена искусством, дышит им и оно отвечает ей взаимностью. Гончарова пишет свои холсты, как дышит, смело смешивая пёстрые краски и получая неожиданный, поразительный результат. Её не спутаешь ни с кем. Христианские образы Гончаровой потрясли меня своей неистовой оригинальностью и новаторским цветовым решением. А её натюрморты, пейзажи, крестьянские мотивы!? Как она смело и свободно работает с цветом! В нынешний печальный февральский день я мысленно нахожусь в мире искусства, созданном великой труженицей и замечательной художницей. Круг её творчества поражает: иллюстрации книг, театр, мода, рисунки тканей - во всём Гончарова верна себе, она дарит нам праздник. Я люблю бродить по залам на Крымском валу, любоваться видами Москвы за окнами, всегда меняющимися в зависимости от освещения и времени года. Кстати говоря, только одно огорчает меня, как жаль, что любимый Фальк не имеет своего зала. Его «Красная мебель» представлена в зале художников объединения «Бубновый валет», а остальные картины висят в другом крыле. Мне кажется, что картины художников лучше воспринимаются тогда, когда они собраны вместе.
- Этот валет картёжники? – ляпнула Любка.
- Объединились так художники… Или, например… Почему при слове «подсолнух» у меня мгновенно становится тепло и светло на душе? Задумалась я, неужели потому только, что цветут ослепительно солнечно, в солнце сияющее перевоплощаясь. Разве мало разнообразных цветов я знаю цвета солнца - астры, хризантемы, тюльпаны, всех не перечислить. Так почему же именно подсолнухи стали так знамениты?! Ответ известен каждому. Да потому что подсолнухи превратились в произведение искусства благодаря картинам Ван Гога!
- Красиво… - сразу согласилась Любка.
- Так и должно быть… - умная женщина кисточкой поставила чёрную точку под одним кустом, который сразу отразился в воде. – Помню, моё внимание привлёк большой зеленоватый холст в одном из залов Третьяковки на Крымском валу. Я почувствовала в нём непонятную притягательную силу и невольно остановилась. Силуэты двух женщин за столом, который стоит у окна. Лица женщин приглушены, их не видно, да это и неважно, здесь всё дело в свете, я смотрю на силуэты против света. Свет из окна освещает затемнённую комнату, он струится на зрителя. Этим художник достигает как бы эффекта присутствия зрителя на месте художника. Свет из окна придаёт особую глубину и смысл картине. Кажется, что там за окном можно увидеть другое время, другой мир. Это художник Константин Истомин, картина называется «Вузовки». Я как бы вглядываюсь через окно в 1933 год, год её создания. Этот зеленоватый свет, идущий из картины, как из окна, магнетически действует на меня.
- И на меня! - поддержала Любка.
- С высоты своего этажа, - сказала умная женщина, - слежу за нескончаемыми потоками огоньков внизу. Красные и золотистые, синие и зелёные, они гирляндами опоясывают улицы и переулки, словно новогоднюю ёлку. Если не знать, что это машины, то Новый год можно встречать без ёлки и лампочек, поглядывая на бегущие огоньки, когда будет желание, не обращая внимания на календарь. Яркие и праздничные в прозрачном, дышащем холодом воздухе, гирлянды манят меня на карнавал, погружают в новогоднюю сказку. Размытые, разноцветные пятна в тумане создают мечтательные картины, вызывая новые праздничные ассоциации.
- Да-а, с высоты всё красиво… - сказала Любка.
- Когда удаётся уравновесить на весах души плюс и минус, наступает гармония. Иными словами, всё находиться внутри каждого человека: добро и зло, любовь и ненависть… Множество голосов в душе соревнуются в правоте, как будто человек состоит из бесчисленного количества персонажей. Это нужно понять, принять и никого не обвинять в том, что с тобой происходит. Всего-то нужно притемнить одну часть картины, а другую высветить. Следом солнечному дню подбирается ночь.  У любящих двоих родилась дочь. Гармония побуждает созидать…
- Вот у меня такое в душе родилось! - удивилась Любка.
- Я часто вспоминаю удивительное выражение: «Воздух был резок для тонкого фрака». Бунин! У него свой мир и свой свет! В этот момент аромат свежемолотого кофе действует на меня магическим образом, поднимает настроение и вдохновляет. Бунин поэтичный художник! Воздух у него - свежий, нежный, жгучий, молодой, острый морозный, снежный, тёплый солнечный - писатель всякий раз находит новые эпитеты, которые передают тонкие оттенки чувств. Сам процесс приготовления любимого напитка по утрам - одно из моих любимых занятий. Бережно наливаю в чашечку, сажусь у окошка. Тучи на небе ненастные, совсем не весенние, но всё же сквозь них пробивается свет, бунинский свет щемящей тоски по безнадёжно утраченному детству. Вот ведь мысли у меня какие самостоятельные, вспомнила о Бунине, который мне бесконечно дорог своей художественной новизной. Я и сама чувствую, что небо часто соответствует моему настроению. Оно может быть сумрачным, ненастным, чистым, холодно зеленоватым, насупившимся, голубым и ясным, низким белёсым. «Сплошная темно-зеленая чаща ельника, стоявшая перед ним, казалась от яркости дня почти черной, и небо сквозило в ее острых верхушках особенно великолепной синевой», - читаю и вижу картину!
- Как здорово… Я всё время вижу картины! – излилась Любка.
- А вот, скажем, клубы дыма, уходящие извивающимися, широкими мазками высоко в небо и колючий неласковый ветер… Они сопровождали меня на выставку Наталии Гончаровой. Раскрасневшихся от мороза посетителей при входе в зал на выставку «Между Востоком и Западом» окутывает тепло, которое излучают картины Наталии Гончаровой. Художественный мир, созданный художницей, поражает своей сочность, яркостью, оптимизмом. Праздничность и доброту излучают её картины. Творческий путь, широта взглядов, любовь царят в этом зале. Меня поразила преданность творчеству, цельность личности. Холст «Три женщины» в испанском цикле, написанный нежными почти графическими тонами, навеял мне испанский вариант трёх сестёр, пес на авансцене придаёт картине особую теплоту. Наталия Гончарова искусно сочетает несочетаемое, пишет, как хочет, живет в своих работах. Пейзажи, жатва, натюрморты, крестьянский цикл, русский период, религиозные композиции, испанский цикл, французский пейзаж и жанр, французский натюрморт, лучизм, футуризм, книжная иллюстрация, театр, мода - от одного перечисления круга её интересов дух захватывает! Какой колоссальный труд, какая преданность искусству! Выставка эта открыла мне пример творческой личности, которая на протяжении всей своей жизни вдохновенно жила и творила так, как хотела.
- Вот бы мне так, как хочу я! - воскликнула Любка.
- Прошлая весна была такой же, как нынешняя, или всё-таки чем-то отличалась? А позапрошлая весна? А весна десятилетней давности?! Все эти вёсны как бы спрессовываются в одну бесконечную весну нескончаемой жизни, которая мчится без остановок от весны к весне. И только успеваю каждый раз открывать всё новые и новые картины в неожиданных ракурсах. Вглядываясь в прошлое, я лучше понимаю себя настоящую, убеждаюсь в неизбежности событий, происходящих со мной. Прошлое - начало и смысл моего рождения, устремленного к вечной весне… А весна - вечные картины… Третьяковка для меня была драгоценным храмом, продолжила изливать душу умная женщина. - Зима, стужа, колючие снежинки летят прямо в глаза. Там меня ждут встречи с Левитаном, Федотовым, Серовым... Я перехожу из зала в зал, и примерно через полчаса у меня от впечатлений начинает кружиться голова. Прошло много лет, я, по-прежнему, люблю ходить в Третьяковку. Она пережила серьёзную реконструкцию в течение долгих лет. Там стало значительно просторнее, но мне душно и тесно там. Да, восприятие совсем другое, но всё же мне не хватает простора и воздуха. Картины висят в тесноте в несколько рядов, а это мешает восприятию. «Грачи прилетели», например, достойны отдельной стены. Старый дом Третьякова напоминает мне монастырские кельи.
- Вот бы мне побывать в этих кельях! – мечтательно воскликнула Любка.
Умная женщина сказала:
- Провидческие сны бывают, я думаю, у каждого человека, но не каждый обращает на них внимание. Только по истечении времени, когда событие уже свершилось, память напоминает о нём. Конечно, предвидение основано на впечатлениях прошлого. Но не только. Мне кажется, что в сознании существует некий калейдоскоп картин ушедшей жизни, который ассоциативно и непроизвольно складывается в предсказание будущего. Даром предвидения событий обладают писатели. Чем человек свободнее в своём творчестве, чем глубже проникает в безбрежный мир слов, тем чаще он описывает события, которым суждено свершиться. Всем известны произведения Оруэлла, братьев Стругацких… На мой взгляд, чем больше человек знает, размышляет, тем точнее его предвидение… У всех есть глаза, но художественным глазом обладает человек, видящий мир в законченных картинах своего воображения, улавливая тончайшие перепады света и тени, реальности и вымысла, выражая это в своих произведениях, которые живут собственной жизнью вне времени. Оригинальное видение привычного рождает новые направления в искусстве, способствует его развитию, так «Чёрный квадрат» Малевича стал провозвестником нового искусства…
Любка смахнула рукой пот со лба.
Сомлела.
Да, как тут не сомлеть, жара под сорок, земля потрескалась.
Поливала, поливала с пяти утра, а толку-то, зачем корячилась?
Места себе не находят, маются люди, не каждый день, конечно, а в выходные, в отпуске, на пенсии. Ну, это просто испытания выпадают на душу людей. Куда пойти, куда податься? На месте остаться - это ж с ума можно спятить. В четырёх стенах сидеть силушки нет никакой. А душа куда-то рвется, чего-то просит. Душе требуется пища. Кино посмотреть по телевизору, с соседями поболтать у подъезда на скамейке. Опять что-то не то.
А почему?
Потому что это опять, как ни крути, сплошная еда для души. А душа всё ест и есть, но не довольна собой. Никак душа насытиться не может. И человек оказывается в тупике каком-то никак не объяснимом.
В чём дело?
Чего тебе надо?
Ответа нет.
Мысли путанным клубком шевелились в голове, а время неумолимо близилось к обеду, а уж тут хочешь не хочешь, подавай щи, да погуще мужикам, иначе сцепятся с голода из-за пустяка друг с другом, что и есть забудут.
Любка это ещё с детства усвоила, что мужика, как постоянно повторяла бабушка, прежде всего, накормить надо горячим, тогда в семье будет лад да склад.
Дверь в летней кухне была нараспашку, марлевая занавеска, которая давным-давно забыла свежесть и утратила свой первоначальный вид, никак не защищала ни от мух, ни от мошки, да и Любка уже вовсе перестала на них реагировать.
А в голове крутится разное… Хорошо, пусть так, но свободные дни закончились, на работу пора. Тут, надо сказать, полегче, чувствует себя человек приемлемо. Всё ж при деле. И вдруг человек понимает, что это опять не то. Он превратился в какой-то автомат. Вот бегает женщина каждый день на фабрику. Коробки с готовой продукцией окантовывает. Нужное дело делает. Иначе как доставить продукцию кондитерской фабрики по магазинам? Только в упакованном виде. Все это человек понимает, но ему опять чего-то не хватает. Директору не хватает, инженеру не хватает, шофёру не хватает, министру не хватает и так далее…
Свёклу с морковкой пошинковала, добавила к золотистому лучку, помешала, и замерла оттого, что внимание её привлекла сцена выяснения отношений двух куриц и петуха.
Надо сказать, что петух у Любки был знатный, красавец первый на деревне, как павлин разноцветный - малиновые перья его в сочетании с изумрудными и медными горели на солнце огнём.
Любкин петух приводил в восторг красотой своей всех, кто его хоть разок видел, а соседка Райка, покачивая головой, восклицала: «Энто, прям, не петух, это прям боярин, какой-то!» Перья его переливались на солнце совершенно невероятным светом, Любка даже рот приоткрыла от восхищения, не обратив внимания на то, что прижарка к щам уже начала пригорать. Нос, правда, не подвел, не отрывая глаз от баталий за окном, рука самостоятельно помешивала овощи на сковородке и выключила огонь.
- Мать, чего там у тебя, насчёт обеда… Есть будем? - раздался со двора голос хозяина.
- Та сейчас, Петь, косточка пусть ещё поварится мозговая, как ты любишь…
- Ну, тогда пусть…
А куры-хохлатки в это время сцепились в жаркой схватке за внимания красавца петуха, роскошные шпоры которого не шевелились, он склонил голову набок и, издавая то ли одобрительный, то ли озабоченный рокот «ко-ко-коко-ко ко», наблюдал за схваткой.
Бой был неслабый.
Пух и перья летели!
- Та, что ты стоишь, как пень?! - крикнула Любка. - Давай уже разнимай, да делай свой выбор! Вот ведь так и хлопцы мои на танцах давеча наблюдали, как соседские девчонки дрались смертным боем за красавца городского, смеялись, а не разнимали.
Залюбовавшись этой сценой, Любка как-то естественно схватила варёную свёклу, отрезала кусок и попыталась изобразить этого наглого самоуверенного петуха, она провела свёклой по стеклу, но ничего, кроме потёков на нём не получилось, тогда она оглядела кухню, выхватила их старой сумки, в которой лежала бумага для розжига, старую тетрадь, порылась в сумке ещё маленько и нашла красный огрызок карандаша, ножом заострила кончик и несколькими штрихами попыталась запечатлеть увиденное.
В это время на кухню заглянул старший сын, он удивлённо взглянул на мать, она же, спохватившись, торопливо сказала: «Зови, наших, есть пора!». Сын цыкнул на дерущихся из-за петуха кур, и они исчезли из виду, а Любка ловко поставила большие тарелки, положила ложки, нарезала ломти серого круглого хлеба, а чеснок, соль, перец, как будто сами появились на столе, где тут же возникло и нежное сало.
Ох, как же умилялась она, наблюдая своих мужиков за столом, которые шумно и вкусно ели - коренастый, кряжистый муж, старший сын, с накаченными мышцами, и длинный худой младший, голова которого на тонкой шее казалась такой незащищённой, что сердце сжималось.
Любка с нежностью наблюдала момент тишины, согласия и довольства за столом, вдруг она даже вздрогнула, как будто её кто толкнул в спину и увидела картину, как на фоне распахнутой двери, ветерок покачивал, баюкая разноцветные цветы, какая красота, вот, что надо нарисовать подумала она, и взгляд её как бы направлен был внутрь, в грудь что ли или душу, а там, вихри рисунков неясных совсем, но сочных, прямо манили её присоединиться к ним.
Холст.
Краски.
Воображение.
По дороге её окликнула Райка и стала хвалиться халатом таким ярким, как цыганская шаль.
Любка машинально кивнув, прошла, не оценив толком покупку.
- Люба, ты чего такая? - спросила Райка.
- Какая?
- Чужая…
- Да так в голове всякое крутится…
- Ой, смотри не закружись…


"Независимая газета" 24 сентября 2020

"Наша улица” №254 (1) январь 2021

 


Copyright © писатель Маргарита Прошина 2014
Охраняется законом РФ об авторском праве
   
     
Рейтинг@Mail.ru